«Берек! — грудь его вздымалась при этой мысли. — Дикая магия! Это просто смешно. Разве эти люди не понимают, что он прокаженный?»
Не было ничего более невозможного для него, чем героизм такого рода, какой они видели в Береке Полуруком.
Но Лорд Фаул сказал:
— Он намерен сделать тебя моим последним врагом. Он выбрал тебя для этого, чтобы ты меня уничтожил.
В абсолютном страхе он на мгновение увидел конец, к которому, возможно, вела его тропа сна; он увидел себя неизбежно вовлеченным в конфронтацию с Презренным.
Он оказался в ловушке. Разумеется, он не мог играть героя в какой-то снящейся войне. Он не мог до такой степени забыться; забывчивость была равносильна самоубийству. И, тем не менее, он не мог избавиться от этого сна, не пройдя сквозь него, он не мог вернуться к реальности, не проснувшись. Он знал, что случилось бы с ним, если бы он не двигался, стараясь при этом не сойти с ума. Удалившись от огней собрания даже на такую небольшую дистанцию, он чувствовал, как широкие крылья тьмы плещутся над ним, кругами спускаясь с неба над головой.
Пошатнувшись, он остановился, прислонившись к стене, и закрыл лицо руками.
— Я не могу, — прошептал он.
Надежды, что эта Страна могла бы его избавить от импотенции, как-нибудь вылечить его больное сердце, развеялись, словно дым.
— Не могу продолжать. Не могу остановиться. Что происходит со мной?
Внезапно он услышал приближающиеся к нему торопливые шаги. Оторвавшись от стены, он увидел спешащую к нему Лену. Светильник, подпрыгивающий в ее руке в такт шагам, отбрасывал причудливые тени на ее фигуру. Сделав еще несколько шагов, девушка пошла медленнее, потом остановилась совсем, подняв лампу так, чтобы лучше видеть Кавинанта.
— Томас Кавинант? — неуверенно произнесла она. — Вам нехорошо?
— Да! — огрызнулся он. — Мне нехорошо. И вообще, все нехорошо, и это длится с тех пор, как… — на мгновение слово застряло у него в горле, — с тех пор, как я развелся.
Кавинант взглянул на Лену, с вызовом ожидая, что она спросит, что такое «развод».
Девушка держала светильник так, что большая часть ее лица оставалась в тени. Кавинант не мог видеть, как подействовал на нее взрыв.
Однако какая-то внутренняя восприимчивость, казалось, руководила ею. Когда она заговорила, Кавинант понял, что она не будет усугублять его боль грубыми расспросами или соболезнованиями.
— Я знаю место, где вы сможете побыть один, — мягко сказала она.
Он угрюмо кивнул. Да! Он чувствовал, что его обезумевшие нервы вот-вот порвутся. Горло давило тисками ярости. Он не хотел, чтобы кто-нибудь видел, что с ним происходит.
Осторожно коснувшись его руки, Лена пошла к реке, и Кавинант последовал за ней. В тусклом мерцании звезд они добрались до берега Мифиль, а затем спустились вниз, к самой реке. Пройдя полмили, они вышли к старому каменному мосту, по которому скользили мокрые черные блики, словно он только что поднялся из воды специально для Кавинанта. Нелепость этой мысли заставила его остановиться. И, тем не менее, пролет моста казался ему чем-то вроде пролога, ведущего в неведомое; в темных горах по ту сторону реки таились перемены. Кавинант резко спросил:
— Куда мы идем?
Он боялся, что после того, как перейдет мост, он будет не в состоянии узнать самого себя.
— На ту сторону, — сказала Лена. — Там вы можете побыть один. Наши люди нечасто переходят через Мифиль. Считается, что западные горы враждебны, что зло убежища смерти, лежащего за ними, покорило их дух. Но в поисках камней для изображений зуру-па-мерль я прошла всю западную долину без всякого ущерба для себя. Здесь неподалеку есть место, где вас никто не потревожит.
Несмотря на всю свою массивность, мост на взгляд Кавинанта выглядел не внушающим доверия. Не скрепленные известью стыки казались непрочными, соединенными лишь с помощью тусклых, предательских, отбрасываемых созвездиями теней. Ступив на мост, Кавинант ожидал, что нога его подскользнется, а камни задрожат. Но арка моста была недвижима. Дойдя до середины, Кавинант остановился, облокотился на низкий парапет моста и посмотрел в реку.
Внизу сплошной темной массой текла вода, бормоча бесконечную молитву об отпущении грехов в море, и Кавинант смотрел в нее, словно просил мужества. Разве не мог он просто проигнорировать то, что ему угрожало, проигнорировать очевидную невероятность, сумасшествие всей этой ситуации, с тем, чтобы вернуться в Подкаменье и притвориться с веселым коварством, что он — воскресший Берек Полурукий.
Он не мог. Он был прокаженным; не всякая ложь удалась бы ему.
Ощутив острый приступ головокружения, Кавинант обнаружил, что колотит кулаками по парапету. Он судорожно поднес руки к лицу, пытаясь рассмотреть, не поранил ли их, но в тусклом свете звезд ничего не было видно.
С искаженным лицом он повернулся и сошел вслед за Леной на западный берег Мифиль.
Вскоре они добрались до цели. Некоторое время Лена вела Кавинанта прямо на запад, потом вверх по крутому холму и вправо, а затем вниз по ущелью и снова к реке.
Они осторожно пробирались по заваленному дну ущелья, словно балансировали на разбитом киле корабля; боковины его «корпуса» вздымались по обе стороны от них, суживая горизонт; несколько деревьев торчали из этих «стенок», словно рангоуты, а возле реки стенки божились на землю, на косу гладкого песка, переходившую в плоский каменистый мыс, вдававшийся в реку. Мифиль жалобно стонала возле мыса, словно ее тревожило это небольшое сужение русла, и стон ее метался по ущелью, как морской ветер, завывающий среди остова разбитого судна, застрявшего на рифах.
Лена остановилась на песчаном дне «судна». Встав на колени, она выкопала в песке неглубокую ямку и высыпала в нее гравий из своего светильника. Камни запылали ярче, осветив желтым светом дно ущелья, и вскоре Кавинант почувствовал исходящее от них спокойное тепло. И лишь тогда он осознал, насколько холодна ночь и как приятно такой ночью посидеть у огня. Он опустился на корточки возле гравия, ощутив, как по телу прошла судорога — последний острый трепет надвигающейся истерии.
Высыпав гравий на песок, Лена пошла к реке. Она остановилась на мысе, там, куда свет почти не доходил, и фигура ее едва была видна в темноте, но Кавинант все же различил, что ее лицо было обращено к небу.
Проследив глазами направление ее взгляда, Кавинант увидел, что над темным ликом гор всходит луна. Серебристое сияние затуманило свет звезд вдоль гористого хребта и укрыло долину своей тенью, но тень эта вскоре переместилась к ущелью, и лунный свет упал на реку, сделав ее похожей на старинное серебро. И лишь только полная луна взошла над горами, она осветила Лену и, словно лаская, набросила белую дымку ей на голову и на плечи. Стоя по-прежнему возле воды, девушка не отрывала взгляда от луны, и Кавинант смотрел на нее со странной мрачной ревнивостью, словно она балансировала над пропастью, принадлежавшей ему.